Владимир ЛЕВИН (нью-йорк)

то ВЗЛЕТ,TO ПОСАДКА
(окончaниe)

Их брать не спешили, не верили, что такой человек, как Болонкин, входит в число "отщепенцев". Они подключились к его телефону, и всестало ясным.
В сентябре 1972 года с поличным был арестован Георгий Давыдов с рюкзаком, набитым "крамолой". Через несколько часов взяли Балакирева, Зарю, Рыбалко. Болонкина взяли на улице и повели... домой. Обыск в его квартире длился десять часов. Типогра-фию не нашли, хотя простучали все стены, разобрали бытовые приборы. Забрали запрещенную литературу, пишущую машинку и радиоприемник. Тайник, который все-таки был в доме, не нашли, а в ходе обыска Александру удалось незаметно спрятать записные книжки с адресами.
Когда в твоей квартире роются десять "искусствоведов" в штатском, не до смеха. Но Болонкин рассмеялся, увидев, как чекисты причислили к антисоветским и клеветническим изданиям материалы партийных съездов и пленумов ЦК с обещанием комму-низма и повышения жизненного уровня народа.
Следствие длилось без малого год. Ему "шили" 12 уголовных преступлений, в том числе и измену Родине, намерение выдать иностранным службам советские технические секреты. Но доказать ничего не смогли. Политическая статья оказалась без уголовных довесков.
Суд как будто был открытым. Но публику в зале судебного заседания изображали гэбисты, туда не пустили даже жену, а академика А. Д. Сахарова, кото-рый трижды пытался пройти в зал "открытого" судеб-ного заседания, не допустили даже в коридор...
Приговор: "...учитывая его (Болонкина) активные действия при совершении преступления — изготовление множительных аппаратов для размножения в больших количествах антисоветских документов, а также большое количество изготовленных, размноженных и распространенных лично им (Болонкиным) документов... избрать ему меру наказания 4 года в исправительно-трудовой колонии строгого режима и два года ссылки. Радиолу, радиоприемник «Спидола», фотоаппаратуру и пишущие машинки обратить в доход государства как орудия преступления". Выс-шая аттестационная комиссия не только лишила Болонкина ученой степени доктора наук, но отобрала и кандидатскую степень.
Поместили его на исправление в знаменитые мор-довские лагеря, где по отработанной еще Сталиным и Берия системе политических "воспитывали" уголов-ники. Для начала они его как следует избили, сломав РУКУ. .
Больше всего политические узники ГУЛАГа страдали не столько от постоянных унижений и издевательств, сколько от отсутствия информации. Попытка собрать самодельный приемник окончилась неуда-чей. Болонкин был под постоянным присмотром стукачей. Несмотря на это, Александр все же нашел возможность обучить политзэков методам тайнописи, шифрования и связи. Передавали необходимую информацию в соседние лагеря и на волю. Договорились одновременно провести голодовку во всех лагерях, объявив 30 октября Днем советского полит-заключенного.
Эта дата через зарубежные радиостанции была объявлена академиком А.Д. Сахаровым и отмеча-лась ежегодно. Естественно, что безнаказанно это для Болонкина не прошло. По приказу уполномочен-ного КГБ по мордовским лагерям Владимира Дротенко его стали мотать по карцерам, штрафным изоляторам, ПКТ (помещения камерного типа, внутрилагерные тюрьмы особого режима). Пытались заставить грузить трупы из морга, недвусмысленно пообещав самого превратить в труп.
Смерть в лагерях была явлением повседневным, Умирали от истощения и побоев. Зона для политзэков ничем не отличалась от гитлеровских концлагерей. Личная переписка подвергалась жесточайшей цензуре. Письма родным и друзьям конфисковывались как клеветнические. Тогда Болонкин провел такой эксперимент: он взял в библиотеке том переписки Ленина и слово в слово переписал послания Ильича Инессе Арманд, Горькому, Крупской, заменив в них имена. Все эти письма были конфискованы как "ци-ничные и антисоветские", а Болонкину сказали, что такое мог написать только псих. Лишь признание, что это труды основоположника и основателя социалис-тической державы, спасло Александра от лагерной психушки.
Издевались над ним изощренно: то помещали в стоячий бокс, стены которого обиты железом так, что " при малейшем отклонении острые шипы впивались в тело; то в соседней камере избивали узника с таким расчетом, чтобы его душераздирающие крики не давали покоя Болонкину. Как-то его загнали в одиночку ШИЗО — штрафного изолятора — с выбитыми стеклами, а дело было зимой, и к утру Александр едва не замерз. Эти четыре года сплошного кошмара он вы-стоял. Предстояла ссылка.
— Ты у нас, как Ленин, — посмеивались надзиратели.
В Сибирь его везли через всю страну, отыскав для него маленький поселок в Бурятии — Багдарин. Здесь доктор наук занимался ремонтом бытовой техники:
утюгов, холодильников, стиральных машин. Он не знал еще, что ему готовится очередной "подарок" властей. Вел себя тихо, не ввязывался в конфликты, стараясь, чтобы о нем забыли. Но нет, его снова арестовали и "намотали" новый срок строгого режима — 3 года — и отправили на лесоповал за частнопредпринимательскую деятельность: за те самые утюги, которые он ремонтировал, Не знал тогда Алек-сандр Александрович, что большевики изобрели не только теорию перманентной революции, но и практику перманентного истязания в концлагерях. Он ва-лил лес и истощенный валялся в лагерных больницах. Второй срок шел к концу. И новый арест — в лагере.
По радио «Свобода» прозвучало в те дни обраще-ние лауреата Нобелевской премии мира академика Андрея Сахарова, который сам находился в горьковской ссылке:

"За десять дней до окончании второго срока в лагере арестован Александр Болонкин. Ему предъявлено обвинение по статье 70, часть вторая УК РСФСР (клеветнические измышления с целью подрыва или ослабления советского общественного и государственного строя), что грозит ему еще десятью годами заключения и пятью годами ссылки сверх тех девяти лет жесточайших мучений и несправедливых репрес-сий, через которые он уже прошел. Математик-кибернетик Болонкин был арестован в первый раз вскоре после защиты им докторской диссертации по теории управления. Он обвинялся в распространении самиздатского журнала "Хроника текущих событий" и тогда, в 1973 году, был осужден на четыре года лагерей и два года ссылки. Приговор этот совершенно незаконен, так как "Хроника"— чисто информационный журнал и не ставит себе целей подрыва или ослабления строя. Докторская диссертация Болонкина не была утверждена Аттестационной комиссией, а рукопись его монографии похищена. По пути в лагерь его набили, сломали руку. После отбытия 4-х лет в лагере и почти полного срока ссылки, за месяц до ее окончания он вновь арестован и осужден по сфальсифицированному обвинению еще на три года лагеря. И вот eму опять предстоит суд, на этот раз лагерный, — с сбычным в таких случаях лжесвидетельством других заключенных, вызванным угрозами, избиениями или обещаниями следователей.
Я обращаюсь к математикам — коллегам Александра Болонкина в СССР и во всех странах, ко всем ученым, ко всем честным людям. Я обращаюсь к главам всех правительств, подписавших Хельсинский Акт, ко всем государственным и общественным дея-телям, деятелям культуры и бизнеса, которые могут иметь влияние на советских руководителей, обращаюсь к «Эмнисти интернейшнл». Выступите в защи-ту Александра Болонкина".
Андрей Сахаров. Лауреат Нобелевской премии мира. 3 мая 1981 года.

А дело обстояло так: считанные дни оставались до истечения второго срока. Болонкин находился в ШИЗО, который, как известно, здоровья не прибавляет. Его выдернули оттуда к начальнику колонии и сообщили, что против него возбуждается новое уголовное дело, поскольку 40 заключенных подписали заявление о том, что будто бы Болонкин постоянно ведет среди них антисоветскую пропаганду, агитируя их против советской власти. Среди подписавшихся были люди, которых он никогда не знал. Но среди них находились и хорошо известные ему лица, с которыми он считал невозможным не только вести какую-то агитацию, но и общаться. Это красноповязочники-активисты, добровольные помощники лагерной ад-министрации. Один ~ грабитель, другой — бандит, третий — гомосексуалисг, четвертый — взяточник. Тот еще "букет"! Следователь КГБ Кожевин вменял ему в вину переписку с диссидентами А. Гинзбургом, И.Корсунской, А.Подрабинеком... В руки КГБ попала рукопись «Обыкновенный коммунизм", написанная Болонкиным в ссылке.
Вот что ему не могли простить: находясь в зоне строгого режима, во внутренних тюрьмах, пересы-лочных острогах, в тюремных больницах, ссылках, Болонкин продолжал заниматься правозащитной де-ятельностью! Имел связь с теми, кто на воле, кто в других лагерях, его имя звучало по радио «Свобода», о нем помнил опальный академик Сахаров и мысля-щая Россия. Режим таких вещей не прощает.
И еще одна деталь: учреждения ГУЛАГа называются исправительно-трудовыми. Что касается рабского труда, то название точное. Но называть их исправительными? Еще ни один рецедивист-уголовник не вышел оттуда ангелом во плоти. Система воспитывала в зэках самые низменные пороки: доносительство, мордобой, лжесвидетельство, угодничество — все, что противоречит элементарной человеческой морали,библейским заповедям.
Из них, членов лагерной СВП (секция внутреннего порядка), и вербовались стукачи. Общаться с ними в лагере считалось "западло" даже по неписанным зэковским законам. Единственное, что они могли донести, это кто с кем встречается или говорит в ночном кошмарном бреду (их не зря подсаживали к неблагонадежным в качестве "наседок"). За пачку чая, лишнее письмо, посылку они могли подписать что угодно, даже засвидетельствовать, что Болонкин является агентом марсианского империализма. Все получалось, как в песне Галича: "...четырнадцать статей приписано ему: о том, что он не то семит, не то полит., не то наймит, не то бандит иль поджигатель, кажется, Кремля или рейхстага".
Восемь месяцев длилось "следствие" по третьему делу Болонкина. Все это время его содержали в полной изоляции следственной тюрьмы Улан-Удэ, подвергая непрерывному террору и истязаниям. Алек-сандр заболел. В это время по радио "Свобода" звучит обращение членов московской группы «Хельсинки» Елены Боннер, Софьи Калистратовой, Ивана Ковалева, Наума Меймана: "Заключение Александра Болонкина становится бессрочным". В нем, в частности, говорится: "20 апреля жена и 14-летний сын ждали освобождения Александра Болонкина. Вместо известия об освобождении они получили сообщение о его новом аресте — уже в третий раз. Поскольку в условиях лагеря никакая активная, в том числе и "антисоветская", деятельность практически невоз-можна, предъявление обвинения по Статье 70 УК РСФСР просто абсурдно. Так как Александр Болонкин уже отбывал наказание по статье 70, то он неизбежно будет признан опасным рецидивистом, что повлечет за собой отбывание наказания в нечелове-ческих условиях лагеря особого режима. После де-вятилетнего пребывания в лагерях и ссылке здоровье Болонкина окончательно подорвано, и новый длительный срок может стать для него пожизненным.
Мы обращаем внимание глав правительств, подписавших Хельсинский заключительный акт, ученых всех стран и мировой общественности на трагическую судьбу Александра Болонкина, чтобы сделать всёдля его освобождзяч^".
Наконец, следователь КГБ Кожевин стал знакомить Болонкина с пухлыми томами эпистолярного "творчества" своих сексотов. В качестве "вещдоков" фигурировала рукопись Болонкина «Обыкновенный коммунизм» о прелестях мордовских лагерей и его фотография, сделанная в Багдарине с надписью:
"Требую выезда из коммунистического рая в капита-листический ад".
— Вот дело, — изрек Кожевин. — Потянет оно на десять лет с последующей ссылкой. Впрочем, тебе создадут условия, что не протянешь и года. Правда, есть у тебя один вариант...
— Какой?
—Выступишь по телевидению, раскаешься, дашь слово, что больше не полезешь в политику, и тогда, возможно, дело до суда не дойдет.
Александр надолго задумался: по делу он шел один, никого за собой не тянул. Повредить он мог только своей репутации. Не только его товарищи-диссиденты, но и все нормальные люди знали, чего стоят эти телевизионные покаяния, каким путем они добываются. Если не использовать этот шанс, ему— финиш, и в этом гзбист прав: больше года он не протянет. Для чего им это нужно? Он знал, что о нем и его судьбе, благодаря академику Сахарову, знают больше в Европе, чем в СССР. Лагеря переполнены людьми, но власти не хотят предавать огласке число политических зэков. Только от тех, кого знает мировое общественное мнение, они хотят добиться "раскаяния", чтобы заткнуть враждебные "голоса". Двойная мораль? Да нет, скорее тройная, четверная. Одна из особенностей тоталитаризма в том и состоит, что-бы носить мундир благопристойности.
Позволю себе небольшое отступление. В то вре-мя, когда Александр Болонкин осваивал мордовские и сибирские лагеря, я опубликовал документальную повесть «Кто угнал самолет?» о летчике Иване Кузь-миче Лошакове, который в годы войны на немецком самолете улетел из вражеского плена к своим. Факт этот удалось раскопать в архиве, где кроме одной строчки, ничего больше не было. В поисках летчика я объездил едва ли не всю страну, пока не нашел его в заполярной Воркуте. После приземления он "загремел под фанфары". Допрашивали его Берия и Абаку-мов, требуя сообщить, с какой целью заброшен. В качестве пытки использовали...клопов, Лошакова и танкиста, подозреваемого в шпионаже, поместили в камеру, кишащую этими кровососами, а у офицеров еще сочились кровью раны. Танкист сошел с ума, летчик выжил, получив 25 лет лагерей, 5 ссылки и 5 поражения в правах. Он так и остался навсегда в Воркуте. Каюсь: рассказывая об этом эпизоде с клопами в повести, я приписал его фашистам — не укладывалось в сознании, что советские люди способны на такое, но жизнь и история доказали, что фашистам и не снилось то, что творили "верные ленинцы". Для людей интеллектуальных они изобретали кары нравственные, которые пострашней физических. Такова и история "раскаяния" Александра Болонкина. Истерзанного телесно, они принялись за его душу: отказавшегося от борьбы интелли гента ждет позор и презрение своих же.
Но иного пути у Александра не было. Он дал согласие выступить по Центральному телевидению. Больше месяца его не таскали на допросы. Постави-ли на откорм в тюремной больнице, чтоб выглядел фотогенично, ибо показывать его в таком виде, до которого довели, было невозможно: советские зэки должны быть упитанными и превосходить даже по этим параметрам загнивающий Запад. Потом из больницы повезли в управление КГБ по Бурятии. ..Там его заставили одеть чистую рубашку, галстук, пиджак и усадили за стол так, чтобы не были видны арестант-ские штаны и кирзачи. За несколько минут до видео-записи вручили текст, который привезли из Москвы, Его предупредили, что текст должен быть прочитан слово в слово, без пропусков и отсебятины. Он пытался возражать, говорил, что сам продумал свое выступление, Но Кожевин сказал, что в этом учреждении шутить не принято, а если он попытается, то всегда можно вернуться к первоначальному варианту с приговором, который обжалованию не подлежит. Пришлось читать то, что всю жизнь вспоминается со стыдом. Чекисты следили по второму экземпляру, чтоб он ничего не пропустил. Заставили перечитывать дважды...
Потом эту видеозапись показали в перерыве футбольного матча как исповедь покаявшегося врага советской власти.
Его обманули. Суд все-таки состоялся. Учитывая раскаяние, ему дали год исправительно-трудовой ко-лонии общего режима и 5 лет ссылки. Время следствия и суда ему было засчитано как отбытие этого года, а местом ссылки для Болонкина определили столицу Бурятии Улан-Удэ, где его взяли на работу в Восточно-сибирский технологический институт на кафедру вычислительной техники. К студентам, конечно, и близко не подпускали, а вот научной работе он отдался всецело. Тем более, что можно было по служебным делам бывать в Новосибирском Академгородке и иногда даже в Москве.
Освободили его в апреле 1982 года, и все пять лет ссылки до конца 1987 года Александр Александрович занимался наукой. Научная работа, как музыка: если пианист хотя бы день не посидит за клавишами, он теряет очень многое. У Болонкина отобрали десять лет, и за это время он не мог знать всех новостей инженерной мысли. Но он с такой жаждой окунулся в творчество, что за пять лет ссылки сделал тринадцать изобретений в области космонавтики, авиационной и ракетной техники (в Улан-Удэ большой авиационный завод, выпускающий военные самолеты), теплотехники. Многие из его разработок тут же были засекре-чены. Он был под постоянным недреманным оком КГБ.
"Перестройка", освобождение из ссылки академика А.Д. Сахарова принесли относительную свободу и Александру Болонкину, и сотням людей, подвергшимся мучениям только за то, что умели думать небольшевистскими категориями. Александр Алек-
сандрович написал во все центральные газеты о том, какими методами из него выбили телевизионное выступление, что в нем нет ни одного слова, принадлежащего ему. Но "гласность" тем и отличается от свободы слова, что правда публикуется выборочно. Только «Экспрес-Хроника» в сборнике «Вести из СССР» опубликовала краткое сообщение о письме Болонкина, понявшего, что в этой стране ничего не изменится.
Он подал заявление на выезд. После этого его едва не посадили опять как "не вставшего на путь исправления". В выезде отказали. Через полгода Александр написал властям в резкой форме, где, не стес-няясь, называл все, что с ним сотворили, своими именами. На сей раз, по-видимому, по указке сверху, ему разрешили выехать в США. День взлета «Боинга" из Шереметьево-2 он считает самым счастливым.
Сегодня член Американского института астронавтики и аэронавтики, Американского математического общества, Ассоциации инженеров и ученых, президент Международной ассоциации бывших советских политзаключенных и жертв коммунистического режима Александр Болонкин живет в Нью-Йорке. Россия его потеряла, как и многих лучших представите-лей своей интеллигенции, которые ей оказались не нужными. Потеряла навсегда. Впрочем, людей в этой стране считали только при переписи населения. Есть хорошая русская поговорка: что имеем, не храним, потерявши — плачем.
Не плачут. Пока только митингуют и делят власть. На вершине ее — те же самые блюстители "интересов Отечества".

Влaдимир Лeвин

Next page
Contents